Но тщетно — Глеб продолжал кричать, еще и вцепившись в решетку обеими руками. Одна рука, впрочем, вскоре ему потребовалась. Правда, всего на мгновение. Когда сосед-попутчик, пытаясь его урезонить, ухватил было Глеба за плечо, пришлось его оттолкнуть.

— Выпустите! Я с вами! Эй! Эй! Э-э-эй!

И надо сказать, крики Глеба возымели действие. Имперцы как раз понесли первую серьезную потерю: одинокий лучник решил защитить вожака от атак одного из конвоиров и выстрелил… причем, выстрелил с завидной меткостью. Стрела угодила имперцу в лицо, не защищенное шлемом, и тот, кто мгновение назад был бравым и умелым воякой, повалился с седла на землю.

А всадник на черном коне, оставшись без противника, двинулся в сторону телеги с клеткой — явно привлеченный голосом Глеба. Достигнув телеги, варвар одним ударом топора срубил замок, запиравший клетку.

Глеб спрыгнул на землю… и к неудовольствию своему почувствовал, что ноги успели привыкнуть к неподвижности. Что держат недостаточно твердо и шевелятся с неохотой. Оставалось расшевеливать конечности в процессе боя.

— Эй! А оружие? — окликнул освобожденный арестант варварского вожака.

Но тот уже развернул черного коня и гнал прочь. А обращаться к хвостатой конской заднице, право же, не имело смысла.

«Может, вам еще кресло сюда подать? — голос в голове прозвучал, как показалось Глебу, с ехидством, — да поднос с прохладительными напитками?»

— Прохладительные — баловство для девочек, — проворчал бывший боец на арене, а теперь еще и бывший арестант, — мне бы горячительного чего.

А сам одновременно уже озирался по сторонам — высматривая ближайший труп с валяющимся рядом мечом.

7

Добраться до меча Глебу удалось, опередив на какое-то мгновение одного из оставшихся имперских вояк. Приметив, что один из пассажиров телеги с клеткой освободился, конвоир направил лошадь в его сторону. И едва не затоптал неожиданного союзника варваров копытами, не успей тот в последний миг откатиться в сторону, перевернувшись с боку на бок.

И что ценно, откатился-то Глеб, уже ухватив рукой меч. Затем последовал взмах этой руки — и ближайшая из лошадиных ног, оказавшихся не крепче конечностей автоматона, была подрублена.

Истошно заржав от боли, подраненное животное сперва встало на дыбы. Тогда всаднику удалось удержаться в седле. Вот только в следующее мгновение лошадь повалилась вперед и все-таки сбросила седока.

Имперец, даром, что приземлившийся неудачно, был еще жив, когда на него накинулись сразу три варвара. И в исступлении принялись рубить и протыкать мечами распростертое на земле тело.

Между тем, трое оставшихся конвоиров одновременно направились к вожаку варваров. Надеясь, не иначе, что его гибель заставит недругов убраться восвояси.

Ближайшего из имперцев вожак встретил ударом топора. Удар вышел удачным — сильным, по крайней мере. Воин, встретивший его выставленным щитом, не смог оный щит удержать. Металлический прямоугольник с изображением солнца с глухим стуком упал на землю.

Но столь успешный удар оказался для варвара единственным, который он успевал нанести, сражаясь против трех противников сразу. Второй из этих противников ударил мечом — и предводитель варварской ватаги едва успел отклониться. Не то бы лишился головы, а так просто остался без рогатого шлема.

Меч третьего из всадников-имперцев целил в туловище варвара. Кольчуга предохранила его от раны, и все же сила удара оказалась немалой. Все равно как дубиной врезали. Вожак завалился на бок, выпадая из седла. И от падения удержался лишь благодаря руке, уцепившейся за узду, да ноге, застрявшей в стремени.

Удержался — да так и повис вниз головой, немного не дотягиваясь до земли. Что и говорить: жалкое зрелище!

Черный конь бестолково переступал, оставшись без управления. Несколько варваров кинулись было на выручку вожаку, но один из всадников-имперцев направил своего скакуна им навстречу. Быть втоптанным в землю не хотелось даже этим диким и отчаянным рубакам, так что пришлось варварам броситься врассыпную.

Лучник сподобился еще одному выстрелу… но тщетно. Стрела отскочила, налетев на своевременно выставленный щит.

Тем временем мозг Глеба лихорадочно работал, оценивая противников так же, как если бы дело происходило на арене. «Итак, конный воин и передвигается быстрее пешего, и атакует сильнее, — думал Глеб, — вдобавок, у имперских воинов есть щиты и доспехи. То есть, защищены они тоже лучше. Тогда в чем же их слабое место? Ах, да! У них… нет земли под ногами!»

Как использовать данное обстоятельство соображал Глеб недолго. А как сообразил — улучил момент, когда распугавший варваров всадник замедлил ход. И, подскочив к нему из-за спины, ухватил за плащ. Крепко ухватил, обеими руками.

Конник-имперец резко развернулся. Не то надеялся сбросить Глеба, не то достать, рубануть его мечом.

Второе не удалось точно: державшегося за плащ, буквально повисшего на нем Глеба при развороте утянуло в сторону. Отчего он так и остался вне зоны досягаемости клинка имперца.

Трудно дотянуться! Все равно как почесать рукой спину.

Ну а сбросить Глеба конвоир смог бы, если б главным для взбунтовавшегося арестанта было удержаться на ногах. И кабы Глеб, от страха ли, иль просто из-за слабости разжал хватку, затея его противника могла сработать.

Но, увы! Для имперца — увы. Глеб вцепился в плащ мертвой хваткой. Так что бедолага всадник, по сути, навредил сам себе. Увлекаемый весом Глеба, а затем и центробежной силой от нового разворота (столь же безуспешного), он не смог удержаться в седле.

Да, Глебу при этом тоже пришлось несладко: на ногах он не устоял, рухнул на колени. Да так, что даже от боли зашипел. Но оно того стоило. Диспозиция у имперского воина сделалась такова, что хватило единственного рывка — и всадник стал пехотинцем. Свалился на землю, да вдобавок уронил щит.

Зато меч — удержал. Да и приземлился грамотно: не расшибся, остался в сознании. Так что Глеба, рассчитывавшего на легкую победу, ждало здесь разочарование.

Едва он подошел к поверженному противнику, чтобы добить, как почти сразу пришлось отскочить, сдав назад: взмах меча имперца, даже выполненный из положения лежа, оказался стремительным и мог быть опасен. Без ноги, например, Глеба оставить.

Да, реакция не подвела. И беды этой до поры Глебу удалось избежать. Вот только прыжок спиной вперед, по большому счету вслепую, и сам по себе был чреват. Особенно на неровной местности. И вновь оправдался закон Мерфи: «Если что-то плохое может случиться, это случается». Глеб оступился и опрокинулся, сумев сгруппироваться лишь в последний момент. И только потому не сел на землю, шлепнувшись на свою тыльную часть, а удержался на корточках.

Мгновение спустя Глеб снова был на ногах… но и противник его — тоже. И оказался вполне боеспособен: сразу ринулся в атаку. Глеб едва успел парировать удар его меча.

«Он в доспехах, я нет, — проносилось в голове Глеба, — он защищен лучше. Зато я… теперь, когда он тоже пеший — я подвижнее!»

Следом ему еще вспомнился девиз боксера, не раз пригождавшийся в боях на арене: «порхай как бабочка, жаль как пчела». Что ж, меч вполне годился на роль жала. Оставалось определиться, куда именно вернее всего жалить. И над этим вопросом Глеб тоже думал недолго. Правильный ответ был: лицо, не прикрытое шлемом и ноги, не защищенные панцирем. Еще можно было попытаться лишить имперского вояку меча… вместе с державшей оный рукой. Но это было слишком хорошо.

Удар, другой… мечи сталкивались со звоном.

— Что вообще на тебя нашло? — имперец, видимо, сообразил, что с арестантом-бунтовщиком можно не только драться, но и разговаривать, — кормили плохо? Так у варваров еще хуже будет. Они ж нас… подданных Империи, за людей не считают. Или ты сам из них? То-то, смотрю, здоровяк…

— Завали хлебало, ментяра позорный, — как-то вальяжно, не соответствующе обстановке, ответил Глеб словами из прежней жизни. Словами, в Империи Света незнакомыми… что пришлось весьма кстати. Конвоир растерялся перед чередой новых для себя слов. Не то заклинанием магическим посчитал, не то принял за фразу из варварского языка, если таковой существовал.